Неточные совпадения
Сорокин повесил их, конечно, не из хвастовства, а больше по обычаю
русского простого человека вешать на стену всякую официальную бумагу, до
паспорта включительно.
Узнав, что я
русский, он начал меня расспрашивать о строгости полиции, о
паспортах — я, разумеется, рассказал ему все, что знал.
Городская полиция вдруг потребовала
паспорт ребенка; я отвечал из Парижа, думая, что это простая формальность, — что Коля действительно мой сын, что он означен на моем
паспорте, но что особого вида я не могу взять из
русского посольства, находясь с ним не в самых лучших сношениях.
Мои права гражданства были признаны огромным большинством, и я сделался из
русских надворных советников — тягловым крестьянином сельца Шателя, что под Муртеном, «originaire de Shâtel près Morat», [«уроженцем Шателя, близ Мора» (фр.).] как расписался фрибургский писарь на моем
паспорте.
Без
паспорта и без гроша денег в кармане иерусалимский дворянин явился в древней
русской столице и потерялся в ней, среди изобилия всего съестного, среди дребезги, трескотни, шума карет и сиплого голоса голодного разврата.
Прежде всего они удостоверились, что у нас нет ни чумы, ни иных телесных озлоблений (за это удостоверение нас заставляют уплачивать в петербургском германском консульстве по 75 копеек с
паспорта, чем крайне оскорбляются выезжающие из России иностранцы, а нам оскорбляться не предоставлено), а потом сказали милостивое слово: der Kurs 213 пф., то есть
русский рубль с лишком на марку стоит дешевле против нормальной цены.
Зарубин и Мясников поехали в город для повестки народу,а незнакомец, оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр III, что слухи о смерти его были ложны, что он, при помощи караульного офицера, ушел в Киев, где скрывался около года; что потом был в Цареграде и тайно находился в
русском войске во время последней турецкой войны; что оттуда явился он на Дону и был потом схвачен в Царицыне, но вскоре освобожден верными казаками; что в прошлом году находился он на Иргизе и в Яицком городке, где был снова пойман и отвезен в Казань; что часовой, подкупленный за семьсот рублей неизвестным купцом, освободил его снова; что после подъезжал он к Яицкому городку, но, узнав через одну женщину о строгости, с каковою ныне требуются и осматриваются
паспорта, воротился на Сызранскую дорогу, по коей скитался несколько времени, пока наконец с Таловинского умета взят Зарубиным и Мясниковым и привезен к Кожевникову.
А разговорился он со мной. Оказывается, почти один из окружающих, он немного владел
русским языком. Его заинтересовали некоторые мои цирковые штуки, и хотя он почти не задавал вопросов, но чувствовалось, что это горская гордость не позволяет ему проявлять любопытство. И я рассказал ему, что я актер, служил в цирке, охотник с детства и нехотя оставляю Кавказ, да кстати у меня и
паспорта нет. Разоткровенничался.
— Не знаю; только он не
русский капитан. Я узнал в
паспорте; он просто дворянин Ксаверий Грум-Скжебицкий. По секрету он всем говорит, что был в повстанье. На стене у него и теперь висит «дупельтовка».
Артур Бенни достал себе английский
паспорт, в котором значился «натурализованным английским субъектом», и снарядился в путь с своим
русским принципалом в Россию.
Значит, опять пойдут слезы, крики, проклятия, чемоданы, заграница, потом постоянный болезненный страх, что она там, за границей, с каким-нибудь франтом, италианцем или
русским, надругается надо мной, опять отказ в
паспорте, письма, круглое одиночество, скука по ней, а через пять лет старость, седые волосы…
Но наблюдайте точнее за космополитом, и он окажется французом или
русским со всеми особенностями понятий и привычек, принадлежащими той нации, к которой причисляется по своему
паспорту, окажется помещиком или чиновником, купцом или профессором со всеми оттенками образа мыслей, принадлежащими его сословию.
Несколько мгновений спустя Кузьма Васильевич уже знал, что ее звали Эмилией Карловной, что она была родом из Риги, а в Николаев приехала погостить к своей тетеньке, которая тоже была из Риги, что ее папенька также служил в военной службе, но умер «от груди»; что у тетеньки была кухарка из
русских, очень хорошая и дешевая, только без
паспорта, и что самая та кухарка в самый тот день их обокрала и сбежала неизвестно куда.
Тогда я совсем было собрался ехать за границу, выправил себе
паспорт (стоивший уже всего пять рублей) и приготовил целую тысячу рублей, на что (по тогдашним заграничным ценам и при тогдашнем
русском курсе) можно было прожить несколько месяцев.
Он только что тогда пожил в Париже (хотя по-французски, кажется, не говорил), где изучал тамошнюю
русскую колонию, бывшую уже довольно значительной, после того как дешевые
паспорта и выкупные свидетельства позволили очень многим"вояжировать"; да и курс наш стоял тогда прекрасный.
Теперь это сделалось банально. А надо было в 40-х годах состоять
русским"интеллигентом", как Герцен, Огарев, Тургенев и их друзья, чтобы восчувствовать, что такое значило: иметь в кармане заграничный
паспорт. Герцен после своих мытарств не помнил себя от радости. Но он все-таки поехал без твердого намерения сделаться изгнанником, скоротать свой век на чужбине. Так вышло, и должно было выйти, особенно после февральской революции, которая так напугала и озлобила николаевский режим.
— Я чувствую, что бледнею, — рассказывал Андреев. — Однако сдержался. Спрашиваю: «Вы куда едете, товарищи?» Они угрюмо смотрят в сторону: «Мы вам не товарищи». Меня взорвало. «Послушайте! Знакомы вы хоть сколько-нибудь с современной
русской литературой?» — «Ну, знакомы». — «Слыхали про Леонида Андреева?» — «Конечно». — «Это я». — «Мы вам не верим». Тогда я достал свой
паспорт и показал им. Полная перемена, овации, и пароход отошел с кликами: «Да здравствует Леонид Андреев!»
— Не думай, друг, чтобы я не понимал тебя и не умел ценить. Чувствую, что ты сделал для меня, для России, и стараюсь отблагодарить тебя. Не предлагаю тебе денег: это цена заслуг Никласзона. Вот свидетельство за подписью Шереметева. В этой бумаге означено, чем обязан тебе царь
русский. Поздравляю тебя с
паспортом в твою родину.
Этой неявкой моей к призыву я поставил-де себя в нелегальное положение в моем отечестве — Франции — вследствие чего и не мог жить там под своим именем, что и заставило меня для поездки во Францию взять
паспорт на имя одного моего приятеля
русского офицера Савина.
— Мне кажется, что это совершенно лишнее, когда у меня есть все необходимые бумаги и формальный
паспорт, удостоверяющие кто я такой, и если желают проверить подлинность этих документов, то достаточно, мне думается, телеграфировать тем официальным лицам, которые их выдали, начиная с
русского консула в Триесте господина Малейна, который меня лично знает и подтвердит не только подлинность выданного им мне
паспорта, но и опишет мои приметы, что докажет, что я именно то лицо, за которое себя выдаю.
Но, оставаясь
русским, он мог скорее навлечь на себя неприятность и, случись что-нибудь, ему пришлось бы обращаться к
русским консулам или в посольство, а там прежде всего спросят его, где его
паспорт и откуда он был ему выдан при выезде из России за границу.
Баранщиков позволил, чтобы добрый старик все это на него надел, а сам захватил с собою два
паспорта и запрятал их под платье. Тесть и жена заметили это и полюбопытствовали, чтό это за листы, а Баранщиков солгал им, что «это
русские деньги, которые он хочет разменять». Потом он явился к визирю и получил от него похвалу и 60 левков (36 р.) жалованья; а к тестю и к жене назад уже не вернулся.